Сайт общества с ограниченной ответственностью компании ФОК (Финансовый и организационный консалтинг) с гордостью сообщает: ...Клиентский портфель компании насчитывает более 200 компаний и государственных структур, среди которых Газпром, РОСНАНО, РЖД, НК «Роснефть» и др. Все эти киты отечественной экономики обращались к ФОКу и его руководителю Моисею Фурщику за управленческим, стратегическим и инвестиционным консалтингом. Только о том, что за консалтингом, бывает, следуют судебные иски, сайт сообщить забыл.
Сейчас в УВД Западного округа столицы лежит заявление Международного экологического фонда «Чистые моря» , которого нелегкая дернула связаться с компанией Моисея Фурщика и Виталия Дербеденева . Параллельно в девятом арбитражном апелляционном суде Москвы рассматривается иск фонда к ООО «Финансовый и организационный консалтинг» (ФОК) . По нашему мнению, суть истории проста, как грабли - «Чистые моря» сделали работы в рамках Государственного контракта № 0098к/03 на выполнение научно-исследовательской работы по доработке Стратегии социально-экономического развития Астраханской области до 2020г., а ФОК их работу не оплатил. Но за обычной для наших дней историей скрывается целый детектив с таинственными встречами в метро и подделанными подписями.
Начиналось все очень празднично. Фонд «Чистые моря» хорошо знают и, что самое главное, уважают в Астраханской области. Помощь детским домам, празднование международного Дня Каспия в 2015 году, очистка берега Волги, все это делалось экологами в области за собственные средства, без привлечения бюджетных денег. Поэтому неудивительно, что когда стало известно о тендере по доработке Стратегии социально-экономического развития, ФОК обратился за помощью к Фонду. Само участие «Чистых морей» в программе служило для потенциального заказчика знаком качества при выполнении государственного контракта. Компания Фурщика конкурс выиграла и госконтракт получила.
Только вот с его выполнением как-то не заладилось. Первый вариант работы привел администрацию области в шоковое состояние. Единственный раздел, к которому область не имела претензий - экологический. Нетрудно догадаться, что готовили его специалисты «Чистых морей».
«Тревожный сигнал для нас прозвучал, когда ФОК получил аванс от правительства Астраханской области и скрыл этот факт , - говорит заместитель Генерального директора Фонда «Чистые моря» Анна Субботина .- По нашему договору они должны были перечислить миллион рублей за исполнение первого этапа работ и авансовый платеж в 720 тысяч рублей. Денег Фонд так и не увидел. Неоднократные телефонные переговоры с Фурщиком и его партнером Дербеденевым ни к чему не привели. Сначала они ссылались на то, что деньги, полученные ФОКом от Астраханской области, ушли в оплату очередного судебного иска. Потом и вовсе перестали отвечать на звонки» .
Тут уж забеспокоились юристы. Проверка показала, что за ФОКом числится множество арбитражных исков! Кроме «Чистых морей» здесь и районные и городские администрации, и Научно-исследовательский и проектный институт генплана Москвы, и другие пострадавшие от «консалтинга» в разных регионах страны.
«11 апреля 2016 года мы обратились к ФОКу с претензией об исполнении обязательств по Договору, - продолжает Субботина , - а в ответ мы получили встречную претензию о взыскании с нас (!) 3 877 200 рублей … за просрочку сдачи выполненных нами работ!» .
Помогли хорошие отношения с областью. Сотрудникам фонда удалось получить на руки документы, сданные по итогам исполнения госконтракта. Тут-то и выяснилось, что подписи сотрудников фонда в отчете могут быть просто подделаны. Акт о сдаче-приемке выполненных работ передавался сотруднику «Чистых морей» почему-то в спешке, на станции метро. Теперь Финансовый и организационный консалтинг утверждает в суде, что такого акта не подписывал. Хотя заключение специалиста «Центра криминалистических экспертиз» свидетельствует: «Подпись от имени Дербенева Виталия Алексеевича, изображение которой расположено в графе «От Заказчика» в электрофотографической копии Акта сдачи-приемки выполненных работ …выполнена самим Дербеденевым Виталием Алексеевичем» .
Все эти «странности» и заставили «Чистые моря» обратиться в правоохранительные органы.
А пока на сайте ФОКа значится готовность заниматься всем . Его экспертам, похоже, по плечу решение проблем моногородов, экологическое проектирование, развитие транспорта и геоинформационные технологии. Непонятно только куда смотрят Нобелевский комитет или правоохранительные органы. Почему люди с такими разносторонними талантами до сих пор не лауреаты нобелевки, или может стоит задаться вопросом: почему они до сих пор на свободе?
Интервью. Управляющий партнер компании «Финансовый и организационный консалтинг» Моисей Фурщик считает, что инвесторам будут интересны моногорода, а переселение их жителей – это крайняя мера.
Моисей Александрович, последние годы государство много внимания уделяет проблематике городов с монопрофильным производством. Придуман даже термин «моногород». Действительно ли это депрессивные города, нуждающиеся в поддержке государства и внимании бизнеса?
– Сам термин «моногород» достаточно неоднозначный. Из-за исторического формирования таких населенных пунктов вокруг крупных градообразующих предприятий, либо цепочки из них под эту категорию подпадают очень разные города по проблематике, экономическому и социальному развитию. Эта тема сейчас крайне популярна, но у правительства есть риск слишком увлечься моногородами и забыть про другие проблемные поселения и даже регионы. По формальным признакам к моногородам можно отнести большинство нефтяных городов, которые прекрасно себя чувствуют даже в кризис. К примеру, Ханты-Мансийский автономный округ по числу моногородов занимает второе место в России – около 80% населения ХМАО живет в моногородах. И сравните его экономику и социальную среду с республикой Дагестан, которая не имеет в своем составе ни одного моногорода. Аналогичные примеры – Камчатский край и Псковская область. Безусловно, моногородами заниматься необходимо, но не получится ли, что мы забудем другие более проблемные территории?
Каково распределение моногородов по отраслям?
– Без учета монопоселков количество российских городов с монопрофильным производством около 200. Из них примерно 50 городов – это нефтегазовая отрасль, еще около 50 образованы металлургическими предприятиями, 30 – угольная промышленность, 20 – электроэнергетика. И в действительности большинство этих городов нельзя назвать проблемными. По настоящему депрессивный город или регион – это субъект, испытывающий устойчивые проблемы с собственной экономикой на протяжении длительного периода – от 5 лет и более. Большинство же якобы проблемных моногородов столкнулось с временным спадом в один-два года, испытывая временные трудности из-за снижения конъюнктуры мировых рынков по своему профилю промышленности.
Получается, что в перечисленных отраслях по-настоящему депрессивных городов мало?
– В основном это так. Исключением является небольшое количество моногородов, где градообразующими выступают угольные предприятия с выработанными месторождениями. Большинство из них находятся в Ростовской области, часть – в Республике Коми. Но, скажем, для ряда сибирских городов с относительно новыми месторождениями такая проблема вообще не стоит. Все зависит от степени выработки и себестоимости месторождений. А действительно проблемные города образованы неконкурентоспособными машиностроительными предприятиями и специфической химией. Например, город Асбест в Свердловской области с одноименной химической промышленностью, которая сейчас становится невостребованной, а на некоторых зарубежных рынках даже запрещенной. Особенно сложная ситуация наблюдается в депрессивных городах с плохой экологией. Такой город не интересен ни для проживания, ни для инвестиций, он обречен на постепенное вымирание. Действительно депрессивных из двухсот моногородов только три-четыре десятка. Характерный пример – Чапаевск в Самарской области, Байкальск, образованный целлюлозно-бумажным комбинатом, ряд городов на Дальнем Востоке, например Дальнегорск.
И всех жителей этих городов необходимо срочно переселять?
– В моногородах мы видим более важной задачей диверсифицировать экономику, нежели прибегать к массовому переселению. Переселение – это совсем крайний случай, порой сомнительный. В случае с диверсификацией правительству важно создавать условия для инвесторов, развивая инфраструктуру моногорода и смежное с ним пространство, например, создавая условия для развития производств по переработке сельскохозяйственной продукции. Нужно отдавать себе отчет, что для реальной диверсификации моногородов государству необходимо развивать новые площадки под промышленную застройку, так как в большинстве случаев невозможно использовать для создания новых крупных предприятий старые помещения и производственные мощности. Большинство инвесторов отдадут предпочтение строительству в чистом поле, нежели станут заниматься реконструкцией ветхих производственных площадей. И важно, чтобы это была не точечная промышленная застройка, а большая организованная площадка, рассчитанная сразу на несколько новых предприятий. Желательно, чтобы этой территории был придан статус особой экономической зоны хотя бы регионального уровня.
Сколько моногородов сейчас правительство выделяет как проблемные?
– На данный момент оглашен список из 27 наиболее проблемных монопрофильных городов. Возможно, его и сократят до 15–20, но пока список именно таков. Эти моногорода разбросаны по всей стране. Принципы отбора не вполне очевидны. Декларировалось, что проводились серьезные исследования, но четко их методика и критерии для широкой общественности не озвучены. Если внимательно изучить этот список, то в нем находятся не только депрессивные города в классическом смысле. Сюда же попали, например, Нижний Тагил (Свердловская область) или Ковдор (Мурманская область), где спад производства на крупнейших предприятиях носит лишь краткосрочный характер. В целом, около трети списка, как мне кажется, отражает не столько масштаб городских проблем, сколько лоббистский уровень региональных руководителей, которые смогли поддержать свои города на этапе формирования этого перечня. Очевиден и подход к регионам, где количество моногородов велико. Таким субъектам федерации дали возможность участвовать сразу несколькими моногородами. Яркий пример – Свердловская область.
Эту область причисляют даже к монообласти.
– Несмотря на явное преобладание металлургии и машиностроения в Свердловской области, это спорная формулировка. Экономика региона – относительно сильная и диверсифицированная, хотя пострадала от кризиса весьма существенно. Но даже с учетом кризисных явлений область остается на уровне выше среднероссийского. Да и в целом города с металлургическим профилем, на мой взгляд, это не первые кандидаты в список на поддержку. Да, здесь действительно были массовые сокращения, возникла некоторая паника, но это временное явление. Уже сейчас ситуация на металлургическом рынке улучшается, положение градообразующих предприятий выравнивается, их акции растут. В таких городах местные бюджеты относительно велики, поэтому большинство проблем тут можно решить самостоятельно. А часть металлургических городов начала закладывать базу для диверсификации еще до кризиса. Например, Череповец с проектом промышленной зоны «Шексна».
Моногорода с каким профилем промышленности, на ваш взгляд, действительно нуждаются в поддержке?
– В первую очередь машиностроение, включая предприятия ВПК. Также деревообрабатывающая промышленность. Эта отрасль во всем мире работает с низкой рентабельностью, и здесь высоки экономические риски. Обязательные кандидаты на поддержку – угольные города с падающей добычей. Если градообразующие предприятия относятся к этим отраслям, то такие моногорода должны стоять первыми в списке. Металлургия, представленная в этом списке в изобилии, и химическая промышленность, за исключением неперспективных по продукции производств, – это все-таки вторая очередь.
Химические предприятия с неперспективным производством – это что?
– Специфическая промышленность с собственной добычей, например, «Ураласбест» в Свердловской области или горнохимическая компания «Бор» в Приморском крае. Таким предприятиям тяжело перестроиться, поскольку они построены на конкретных месторождениях, а спрос на их продукцию объективно снижается.
И что же делать с такими городами? Задумываться о переселении?
– Многое зависит от расположения моногорода. Если он неперспективный, но находится вблизи крупного соседа, то вполне может стать городом-спутником. Здесь может развиваться, к примеру, развлекательная инфраструктура. Также и перепрофилирование промышленности разумно проводить в тандеме с крупным соседом.
Более сложная ситуация, когда проблемный моногород удален от крупных центров. Возникает соблазн переселить его жителей, но нельзя забывать, что такое муниципальное образование выступает, в свою очередь, центром для всей прилегающей сельской местности. Может произойти вымывание населения с обширной территории, а не только из этого города. Кроме того, насильно кого-либо переселять не получится. Уедет лишь самая активная часть населения, а проблема только усугубится. Государство уже набивало на этом шишки. Переселенцам выдавались жилищные сертификаты, предприимчивые граждане их обналичивали и возвращались на насиженные места. Например, существенная часть населения Корякии, получив жилье в центре России, вернулась обратно, и на них снова требуются дотации. Часто переоценивается и количество вакантных рабочих мест в мегаполисах, куда собираются переориентировать жителей моногородов. Например, при неформальном общении с жителями Самары выясняется, что местное население уже сейчас с большим негативом относится к идее, что к ним из Тольятти будет ездить на работу или даже переезжать существенная часть населения. Самарцы, по их словам, и так испытывают дефицит рабочих мест. Поэтому проблему создания новых вакансий в большинстве случаев лучше решать на месте. Подтверждение этому мы нашли во многих собственных консалтинговых проектах: расчетная стоимость переселения сопоставима со стоимостью создания нового рабочего места. Решать проблему моногородов лучше через улучшение условий для инвесторов на местах. Поскольку, если потратятся такие же деньги на жилье для переселения, проблема создания рабочего места в крупном городе останется открытой.
Получается, лучше заниматься санацией экономики моногорода, чтобы не потерять и сам город, и прилегающую территорию, а заодно не перекладывать социальные проблемы на крупные центры?
– Безусловно, диверсификация экономики моногорода подразумевает и развитие прилегающей территории. В поясе 15–20 километров от многих моногородов можно развивать туризм, создавая специальные рекреационные зоны. Сельское хозяйство в широком спектре: агропереработка, рыбоводство и не только, спланированное в зависимости от климатических поясов. Это отличный рецепт для выздоровления многих депрессивных моногородов, особенно не очень крупных.
Но если дойдет до переселения, может быть, использовать некогда раскрученные мегапроекты?
– Многие из них стали скорее PR-проектами проектировщиков и застройщиков. В подмосковных мегапроектах слишком высока себестоимость жилья для переселенцев. Например, в известном «А101» мы оценивали стоимость квадратного метра на уровне 60 тыс. рублей. В Екатеринбурге аналогичная недвижимость будет стоить в полтора-два раза дешевле. Очевидно, что переселять кого-либо из депрессивных моногородов в подмосковные мегапроекты нерентабельно. Что касается других регионов, то, например, в Кемеровской или Свердловской областях переселение экономически возможно, особенно если государство поддержит граждан жилищными сертификатами. Да и людям не так далеко ехать.
Наверняка существует еще психологический аспект? Человек не понимает, куда он едет с насиженного места, где он будет работать, на какие средства возьмет ипотеку пусть и на льготных условиях, где будут учиться его дети?
– В связи с этим мы прорабатывали промежуточные варианты с полупереселением в общежития или доходные дома, построенные с господдержкой в мегаполисах. Хотя это возможно только для относительно близких городов в поясе до 150 километров. Работник на выходные может возвращаться к семье, которую не нужно перевозить. В общежитии на человека требуется меньше квадратных метров, не нужна социальная инфраструктура. Такой проект примерно на 85% дешевле в сравнении с многоквартирным жильем для семейного проживания. Временное переселение менее болезненно – можно как следует осмотреться на новом месте, подыскать себе перспективную работу. Впоследствии можно задумываться о приобретении собственного жилья и переезде семьи. Если ситуация в родном моногороде будет налаживаться, есть возможность вернуться назад, решив временные трудности с работой. Единственное чего нельзя допускать, чтобы люди в таких общежитиях задерживались на долгие годы, как это было в советское время. Необходимо установить какой-то горизонт, например в год.
Доходные дома до сих пор не популярны в России, бизнес не интересуется постройкой такого жилья…
– Это общепринятая тема в цивилизованных странах. Но в России доходные дома пока не развиты из-за слишком низкой рентабельности. По мировым представлениям стоимость жилья у нас в среднем завышена, а арендная плата напротив низкая. В результате, для проектов создания арендуемого жилья получаем доходность около 5-10% в год в рублях. Безусловно, для российского бизнеса это очень низкий показатель. Более того, расчеты сделаны по текущим коммерческим арендным ставкам, но даже с такими ценами жители моногородов не спешат переселяться в съемное жилье, предлагаемое на рынке в крупных городах. Значит, необходимо еще снизить арендные ставки, а это в свою очередь обвалит рентабельность таких доходных домов до 3-4% годовых. Со столь низкой доходностью может мириться только государство. Например, для этих целей оно способно выкупить проблемное жилье у застройщиков практически по себестоимости, решив разом две задачи – создать доходные дома для переселенцев из моногородов и поддержать строительную отрасль. Для сравнения, сейчас правительство планирует давать льготные кредиты регионам на развитие моногородов как раз по ставке 3-4% годовых в рублях.
Проблема жилья в моногородах связана и с большим износом старых построек?
– В большинстве из них жилье строилось фабричным способом, и застройка велась еще в 30-60-х годах прошлого века. В аналогичный период развивалась и инфраструктура этих населенных пунктов. По нынешним временам это жилье не привлекательно для проживания и существенно обесценилось. Часто, как в том же Пикалево, жилой фонд находится еще и в экологически неблагоприятной зоне производств. И мы, в частности, давали рекомендации, чтобы в таких районах старое жилье сносилось, а новостройки возводились в экологически благоприятном месте.
Актуально ли для моногородов разрабатывать и внедрять программы доступного жилья на федеральном, региональном или муниципальном уровне?
– На наш взгляд реальная активность по части жилищного строительства идет в моногородах, расположенных рядом с крупными центрами. Здесь действительно развивается малоэтажная застройка. Причем необязательно это коттеджи или таунхаусы, но и многоквартирные дома до трех этажей. И такие территории действительно вызывают интерес. Ряд администраций дают задание консалтинговым компаниям прорабатывать не только жилую застройку, но и полностью всю инфраструктуру поселков и городов.
Если говорить о более удаленных проблемных моногородах, практика показывает, что в них не такие плохие показатели по обеспечению местного населения квадратными метрами. В проблемных городах происходит естественный отток населения, и, теоретически, большее количество метров достается оставшимся жителям. Обеспеченность населения квадратными метрами здесь может быть даже выше среднего по России. В том же Пикалеве на одного человека в 2008 году в среднем приходилось 25 квадратных метров, а по России этот показатель составлял 22 квадратных метра. Другое дело, что это жилье часто плохого качества, а у большей части населения низкие доходы. Люди не готовы брать ипотеку для улучшения собственных жилищных условий, чтобы переехать в современное комфортабельное жилье. Особенно остро проблема с покупкой и, соответственно, со строительством нового жилья стоит в удаленных городах – здесь наблюдается крайне низкий спрос на недвижимость. Поэтому тут необходимо сначала решать проблему повышения доходов населения, а потом уже всерьез заниматься темой улучшения жилищной ситуации.
Наверняка при переезде из старого ветхого жилья пусть и в недорогую малоэтажную новостройку жителям удаленных городов будет сложно продать свое прежнее жилище, чтобы взять ипотеку только на разницу, а не покупать жилье с нуля?
– Да, для удаленных моногородов действительно имеет место низкая ликвидность жилья. И это особенно ярко было заметно на Дальнем Востоке в последние годы. Люди уезжали оттуда, оставляя себе прежнее жилье, поскольку продавать его за бесценок было жалко, а сдать кому-либо не было возможности – отсутствовал спрос.
А не следует ли государству выкупать это проблемное жилье или менять его на сертификаты?
– Государству сейчас более актуально расходовать ресурсы на создание в моногородах рабочих мест, предоставляя его жителям больше экономической стабильности и, как следствие, стимулировать социальное развитие. Таким образом, власть в первую очередь стремится эффективно решить хотя бы эту проблему.
И проблема ветхого жилья в моногородах пока открыта?
– Совершенно верно. Но разумно сначала решить экономические проблемы региона и повысить доходы населения, а следом заниматься развитием жилищной и социальной среды.
Но жить хорошо хочется уже сейчас. Есть ли исключения из этого правила?
– Недавно мы разрабатывали схему территориального развития Бокситогорского района, в который входит знаменитое Пикалево. И уже сейчас наша программа предусматривает снос ветхого жилья в неблагоприятных промышленных зонах и вывод застройки на более экологически привлекательные территории. Но для таких манипуляций субъект должен быть достаточно состоятельным с ликвидной землей, такой как, например, Ленинградская область. Хочу добавить, что и тема с Пикалево хотя и стала шумной, но это далеко не безнадежный моногород. И земли там ценятся, если только они не расположены совсем рядом с промышленными предприятиями.
Что-то уже сделано по перепрофилированию моногородов, либо может быть существует какая-то реализованная модель?
– Перепрофилирование моногородов схоже с процессами, происходившими в ряде подмосковных наукоградов, которые изначально были ориентированы на ВПК. Пример – Фрязино – подмосковный «электронный» наукоград в 25 километрах от МКАД. Примерно треть населения этого города, которое окончательно не перебралось в Москву, все равно работает в столице. Здесь без особого участия местной администрации произошла естественная диверсификация производства, хотя в целом оно стало менее технологичным. Благодаря близости к Москве, за последние годы во Фрязине появилось большое количество новой жилой застройки. Приток нового населения компенсировал отток местных жителей в Москву. Хотя общее число рабочих мест в городе заметно сократилось, но численность населения осталась прежней. Считать ли все эти процессы успешным перепрофилированием города – вопрос спорный. Но это пример пусть и стихийной, но реальной диверсификации экономики отдельно взятого муниципального образования. Подобное может происходить во многих моногородах, расположенных поблизости от крупных городов. Однако желательно сделать такие процессы более системными и управляемыми, чтобы не утратить ради диверсификации ценную специфику моногородов.
Тем не менее, совсем без участия местных властей не обойтись. Хотя бы для урегулирования земельных вопросов под новое строительство жилья.
– Да, именно в большинстве таких городов недостаточно земельных банков для строительства промышленных зон или районов массовой застройки. В том же Фрязине в виде цельного участка имеется лишь 8 гектаров, запланированных под производственные предприятия, но создать на такой площади серьезную промышленную зону невозможно. Для масштабной жилищной застройки места также недостаточно. В таких городах необходимо изменять границы, прибавляя новые территории за счет прилегающих сельскохозяйственных земель. Еще более сложен этот вопрос для закрытых административно-территориальных образований (ЗАТО), границы которых изменить почти нереально. Тут мы рекомендуем использовать механизм «малой агломерации» – вовлечение в комплексный проект соседних территорий без изменения официальных границ муниципалитетов. Но в любом случае, важна прозрачность процесса выделения земель как для инвесторов, планирующих масштабную застройку, так и под индивидуальное строительство.
Развитие малого и среднего предпринимательства может решить проблему моногородов?
– Что касается малого и среднего бизнеса, на мой взгляд, сейчас несколько преувеличивается его роль. Если моногород действительно проблемный, то только за счет активности малого бизнеса его вытянуть не получится. Конечно, на Западе 50-70% населения как раз заняты в этом сегменте. Однако при внимательном рассмотрении выясняется, что около половины малых предприятий, в основном, выполняют заказы близлежащих крупных производств. Если градообразующее предприятие в каком-то моногороде дышит на ладан, то оно не может выступать центром кластеризации бизнесов. Кроме того, в западных странах существенная доля малых и средних предприятий работают на сельское хозяйство, а не на города. Если же говорить о России, то тут в малом бизнесе занято в среднем только 16% населения, а вовсе не 50-70%. Почему в моногороде эта доля окажется радикально выше? Таким образом, для решения проблемы моногородов невозможно делать ставку только на некрупный бизнес. По моему мнению, нереально рассчитывать на привлечение в этот сектор хотя бы половины трудоспособного населения города. Адекватной задачей можно считать, например, обеспечение рабочими местами в малом и среднем бизнесе дополнительно десятой части жителей, но вряд ли существенно больше. И ни в коем случае это нельзя делать в противовес крупному производству. Как и на Западе малый бизнес и крупные предприятия должны работать в тандеме.
Администрации моногородов помогают малому предпринимательству?
– Об этом много говорится, но реально мало что делается. Также незаметна федеральная помощь малому бизнесу, на которую выделяются миллиарды рублей. Я не знаю почти ни одного представителя независимого малого бизнеса, кто смог воспользоваться такой финансовой поддержкой.
Более эффективным механизмом поддержки малого бизнеса должно стать не загадочное распределение денег среди предпринимателей, а строительство бизнес-инкубаторов и технопарков. Причем именно под них можно использовать здания старых производств, которые по современным критериям не подходят для новых крупных промышленных объектов. Такие объекты имеют невысокую стоимость из-за износа и низкой ликвидности. Сюда было бы возможно пускать небольшие бизнесы по очень выгодным арендным ставкам, создавая синергетический эффект.
В качестве интересного примера можно привести идею создания IT-технопарка в Тольятти, которая сейчас активно обсуждается. Есть идеи по технопаркам и во многих других крупных городах. Но вообще бизнес-инкубатор не обязательно должен быть технологического профиля, региональные власти могут сами решать, бизнес какой направленности они хотят стимулировать, и нужна ли в принципе какая-то специализация в их конкретном случае.
Будут ли привлекаться деньги Инвестиционного фонда России в моногорода, например, для строительства жилья или инфраструктурных объектов?
– Правительство объявило, что готово выделить из Инвестфонда 5-10 млрд рублей на проекты в моногородах. Но это преимущественно относится к созданию инфраструктуры для промышленных объектов. Стимулирование строительства жилья через этот механизм сейчас не считается приоритетным. Ряд чиновников полагает, что для новой жилой застройки достаточно средств из профильных государственных программ, например, программы «Жилище». Хотя по формальным требованиям ничего не мешает создавать за счет Инвестфонда инфраструктуру для жилищного строительства, но с единственной оговоркой – это должны быть крупные проекты от 500 млн рублей.
Тем не менее, среди проектов, которые были одобрены для финансирования из Инвестфонда еще в прошлом году, есть шесть, в той или иной степени относящиеся к жилищному строительству, хотя и не в моногородах. Однако сейчас политика в отношении использования Инвестфонда для строительства жилья стала еще более жесткой. Если такие политические проблемы будут сняты, то Инвестфонд может оказаться хорошим инструментом, как для массовой застройки на окраинах крупных городов, так и для проектов комплексной реконструкции их центральной части. Теоретически, эти деньги вполне могут использоваться под застройку для переселения из моногородов в региональные столицы.
Что делают чиновники моногородов и регионов для решения проблемы, привлечения инвестиций?
– В действительности все очень сильно зависит от финансовых возможностей самих субъектов. И если в том же Нижнем Тагиле есть существенный областной и муниципальный бюджеты, то здесь действительно работают с инвесторами – дают им льготы, обещают вложения в инфраструктуру, другие преференции. Имеются подготовленные на региональном уровне проекты с частными инвесторами, например, и в Амурской области. Регион готов их софинансировать, но реально сможет это сделать только в случае получения поддержки от федерального центра, с чем сейчас возникла неопределенность. Борьба за крупных инвесторов и конкуренция между регионами высока, и инвестора не заманить только льготами или обещаниями по снижению адмнистативных барьеров. Актуально предоставлять уже обеспеченные инфраструктурой площадки, без чего крупные частные деньги не будут вложены. А как появится обеспеченная площадка? Если вся эта нагрузка будет возложена на местные бюджеты, то осилить ее смогут только самые состоятельные муниципалитеты и регионы. Другой вариант, если появляется возможность получить под это федеральные деньги. Пока по моногородам такой процесс не запущен, хотя и очень актуален.
А система конкурсов для моногородов?
– Сейчас ведется много разговоров о таком распределении средств для моногородов, при котором регионы будут состязаться своими проектами. Все это должно стимулировать местных чиновников прорабатывать собственные проекты, искать инвесторов и только потом выходить на конкурс по системе, близкой к механизму Инвестфонда. В таком случае за федеральные деньги можно активно бороться по заранее объявленным правилам, а не просто ждать, что после некоторых исследований появятся списки приоритетов для поддержки. Такие условия заставили бы активизироваться всех, особенно проблемные регионы. При этом стоит отметить, что в такие конкурсные механизмы хорошо бы включить более широкий спектр муниципалитетов, а не только моногорода. Иначе из процесса практически выпадают, например, регионы с самыми высокими показателями по безработице в России – Ингушетия и Дагестан. Наш опыт работы с последним по вопросам Инвестфонда свидетельствует, что именно участие в конкурсных механизмах позволяет показать хорошие результаты даже в таких проблемных регионах. В целом, термин «моногорода» оказался слишком публичным и избыточным. Увлекаясь ими, из фокуса можно потерять другие проблемные территории. Тут необходимо соблюсти разумный баланс.
Каким образом инструмент особых экономических зон может помочь решить проблему моногородов?
– Сейчас можно привести единственный пример действующей ОЭЗ в моногороде – это Липецк, где функционирует успешная промышленно-производственная особая экономическая зона. Но то, что Липецк считали моногородом – это скорее ошибка классификации, вызванная большим масштабом производства Новолипецкого металлургического комбината. Других реальных примеров ОЭЗ возле проблемных моногородов пока не существует, рассматриваются только планы. Наиболее яркие примеры – Тольятти и Верхняя Салда (Свердловская область), администрации которых продвигают на уровне федерального правительства идею создания у себя ОЭЗ. Возможно, кризис поможет в решении этого вопроса. С другой стороны, совсем не обязательно ждать милости от государства. На практике можно создавать такую территорию на собстенном региональном уровне. Тем более что большинство предусмотренных для ОЭЗ налоговых льгот или вопросы снижения административных барьеров – это решения, которые можно принять и на региональном уровне. А федеральные деньги на инфраструктуру ОЭЗ регион может попытаться получить из того же Инвестиционного фонда РФ.
Получается, что важнее самим муниципалам создать прозрачные административные отношения, налоговые послабления, разобраться с землепользованием для нового строительства? Будут ли эти действия проще и эффективнее, чем создание ОЭЗ?
– Действительно так, нет смысла пассивно ждать решений федерального уровня. Например, вопросы землепользования регион может решить самостоятельно. Дать льготы на региональном уровне также никто не мешает, создав зону экономического благоприятствования. А дальше надо активно подтягивать инвесторов и пытаться пробивать под планируемые, а не абстрактные проекты средства Инвестфонда. В этом смысле есть даже пример моногорода Камские поляны (Республика Татарстан), который в прошлом году получил одобрение на использование средств Инвестиционного фонда для создания промышленного парка. Еще один пример, пусть и не в моногороде, где на развитие промышленной зоны были привлечены ресурсы этого фонда – Ульяновск. Здесь уже работают миллиарды рублей частных инвесторов. Крупнейшие из них – SABMiller и Mars, которые без бюджетных вложений в инфраструктуру не стали бы реализовывать свои проекты. И опыт того же Ульяновска многим имеет смысл применять в моногородах.
Насколько применим опыт Подмосковья для моногородов-спутников, когда в область из Москвы выносятся заводы, склады, логистические центры, бизнес-парки, и люди близлежащих городков их обслуживают? Есть ли аналогичные примеры вне Московского региона?
– В Московской области успешность подобной диверсификации преувеличена. Не так много производств Москва вывела в область. Тут скорее шли два процесса – некоторые предприятия в самой Москве умирали. Одновременно с этим в области создавались новые производства, особенно в пищевой промышленности. Крупные склады в Москве попросту отсутствовали, их изначально строили в области. И если бы стояла задача по деверсификации производства в Подмосковье, то имело бы смысл создавать скорее какие-то технопарки и стимулировать создание высокотехнологичных производств, чего реально не было сделано. Есть лишь видимость того, что все было хорошо спланировано. Процессы происходили естественным образом, чему способствовало географическое положение и наличие крупного регионального бюджета. В чем-то похожая ситуация складывается и в нефтяных моногородах, где ситуация развивается благоприятно даже без особых усилий муниципальных и региональных властей. Активную и очень разумную позицию по выводу промышленных предприятий из Екатеринбурга еще два-три года назад обозначило руководство Свердловской области, но их реальные результаты пока довольно скромны.
Вмешался кризис, либо процесс небыстрый?
– Кризис, возможно, даже простимулирует этот процесс, если региональные власти не опустят руки. Например, сейчас стало больше шансов привлечь федеральные деньги. И в Самарской области, где наша компания недавно завершила разработку концепции пространственного развития, мы предложили сконцентрироваться в региональной столице на высокотехнологичных производствах, а за черту Самары вывести существенную часть крупной промышленности. Но вообще, это длительный процесс, и многие крупные города к нему только приступают, поскольку именно сейчас начали испытывать проблемы со свободными площадями в черте города. Если федеральное правительство поможет реализовать эти процессы, то многие из выводимых производств смогут попасть в моногорода, решив проблему с созданием новых рабочих мест.
Реконструкция жилого фонда в моногородах Бокситогорского района Ленинградской области
Весьма вероятно, что уже в среднесрочной перспективе Европа заметно диверсифицирует поставки газа, увеличив долю импорта из США. Однако американский газ вряд ли займет доминирующее положение в Европе. Об этом в эксклюзивном интервью Регионам Online рассказал кандидат экономических наук Моисей Фурщик.
Отметим, что накануне стало известно о подготовленном правительством Дании законопроекте, который дает возможность министерству иностранных дел страны запретить строительство нового трубопровода в ее территориальных водах, исходя из «внешнеполитических интересов и вопросов национальной безопасности». Об этом писала датская газета Politiken.
Более того, министр иностранных дел Дании Андерс Самуэльсен рассчитывает, что новый закон будет принят в начале 2018 года. Одновременно с этой новостью появилась информация о том, что Россия может пересмотреть схему финансирования газопровода из-за наложенных санкций. Волнующую тему газовой революции мы обсудили с кандидатом экономических наук Моисеем Фурщиком .
Насколько верно предполагать, что новые американские санкции - это попытка заставить европейцев покупать дорогой американский газ?
— Изначально американские санкции не планировались в привязке к задаче продажи американского газа в Европу. Они носили чисто политический характер. Однако Трамп , сохраняя психологию бизнесмена и не имея возможности существенно повлиять на санкционный пакет, попытался извлечь из него хотя бы экономическую выгоду. И тут тема продажи американского газа оказалась наиболее очевидной.
Какие еще факты говорят в подтверждение вашей версии?
— В подтверждение версии о вторичном характере «газового вопроса» можно привести тот факт, что добыча газа дает менее 1% ВВП США. То есть отраслевому лобби вряд ли по силам было инициировать и провести столь масштабное решение. Тем более, что эта отрасль в США не очень консолидирована - крупнейшая компания имеет лишь 5% от общей добычи газа в стране.
В чем основные недостатки перехода европейцев на американский газ?
— Пока основными проблемами являются относительно высокая цена и недостаток инфраструктуры по приему сжиженного газа. Однако эти вопросы могут в значительной степени решиться в течение 3-5 лет. Поэтому весьма вероятно, что уже в среднесрочной перспективе Европа заметно диверсифицирует поставки газа, увеличив долю импорта из США. Однако американский газ вряд ли займет доминирующее положение в ЕС, хотя и станет очень серьезным игроком на этом рынке. Все-таки США уже сейчас являются крупнейшим производителем газа в мире (более 21%) и обладают значительным потенциалом по наращиванию добычи.
Какие ответные меры готовит Евросоюз в отношении санкций?
— Вряд ли Евросоюз будет применять специальные ответные меры. Все-таки американские санкции вводились не против Европы, а в отношении России. Поэтому более вероятно, что Евросоюз просто попытается договориться с США о более мягком применении санкций в отношении европейских компаний.
Что можете сказать про Северный поток 1 и Северный поток 2? В чем их различия?
— «Северный поток - 1» является технологически законченным проектом и не имеет возможностей для увеличения пропускной способности. Поэтому его расширение и было разработано в формате строительства нового газопровода, проходящего вблизи уже построенного. При этом «Северный поток - 2» был структурирован в отдельный проект по причине разного состава акционеров и различия в ресурсной базе. Кроме того, «Северный поток - 1» и «Северный поток - 2» имеют разные точки входа в подводную часть со стороны России (Выборг и Усть-Луга).
В чем сейчас основная сложность Северного потока 2?
— Сейчас основной сложностью в реализации проекта «Северный поток - 2» является решение вопроса о финансировании. Оно тормозится, прежде всего, санкционными рисками. Помимо этого, целый ряд восточно-европейских стран продолжают попытки заблокировать проект через структуры Евросоюза. Время от времени возникают также дискуссии по ресурсной базе газопровода, но данный вопрос не является принципиальным, если на «Северный поток -2» будет просто переключаться украинский транзит. При этом неоднозначная экономическая эффективность проекта для «Газпрома» никогда не рассматривалась в качестве серьезной проблемы.
Спасибо за предоставленное время.
Беседовала Ксения Ширяева
21 декабря состоялось расширенное заседание комитета Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП) по промышленной политике, регулированию естественных монополий и тарифам на тему: «Проблемы развития промышленного инжиниринга».
В качестве основного доклада прозвучало выступление генерального директора Группы компаний «Атомпромресурсы», доктора экономических наук, Андрея Черкасенко. В своем выступлении он отметил, что инжиниринговая компания должна восприниматься не в качестве посредника, а как «двигатель инновационного развития». «Мы прошли путь от комплексной поставки и выпуска конкретной продукции до предпроектной подготовки, проектирования, промышленного производства и пуска в эксплуатацию промышленного объекта, - сообщил Андрей Черкасенко. – Однако в отношении инжиниринговых компаний мы часто слышим слово «посредник», которое имеет негативную коннотацию».
По словам Черкасенко, развитие атомной промышленности и энергетики является тем направлением, где инжиниринговые услуги наиболее востребованы. По его мнению, ярким примером может служить австралийская компания «WorlyParsons», которая в течение последних нескольких лет привлекалась к работам в рамках подготовки к строительству новых атомных электростанций в Болгарии, Египте, Иордании, сотрудничает с российскими компаниями по проекту сооружения Балтийской АЭС.
Моисей Фурщик, глава Экспертного совета при Комитете РСПП по промышленной политике, регулированию естественных монополий и тарифам, управляющий партнер Компании ФОК (Финансовый и организационный консалтинг), предложил участникам заседания ознакомиться с результатами исследования российского рынка инжиниринговых услуг. Исследование было проведено Экспертным советом комитета при участии Компании ФОК. В докладе были обозначены основные проблемы российского рынка инжиниринга и предложены пути их решения. По мнению авторов исследования, среди главных проблем - информационная закрытость российских инжиниринговых компаний и отсутствие четкой стратегии позиционирования. Управляющий партнер ФОК видит развитие данного рынка в стимулировании конкуренции, повышении прозрачности при заказе рассматриваемых услуг государственными компаниями и в повышении информационной открытости самих российских инжиниринговых компаний.
Результатом заседания комитета РСПП по промышленной политике, регулированию естественных монополий и тарифам стало решение об организации подкомитета при РСПП по промышленному инжинирингу во главе с Андреем Черкасенко. «Это будет площадка для обсуждения комплекса проблем, связанных с развитием инжиниринговой деятельности, - подвел итоги заместитель председателя комитета по промышленной политике и регулированию естественных монополий Владимир Рудашевский. – Мы должны обращаться в правительство с конкретными предложениями о мерах поддержки и развития инжиниринговых услуг как недостающего звена процесса инновационной модернизации российской экономики».
Справка о компании:
ФОК (Финансовый и организационный консалтинг) – это активно развивающаяся компания, работающая в сфере управленческого, организационного и инвестиционного консалтинга с 2002 года. Ключевые направления деятельности: научно-исследовательские разработки (НИР), государственно-частное партнерство (ГЧП) и корпоративный консалтинг.
Сегодня в портфеле компании ФОК более 100 реализованных проектов. Среди клиентов такие компании, как «Газпром», РАО «ЕЭС России», Роснефть, АФК «Система», РЖД, федеральные и региональные органы государственной власти.
География проектов компании ФОК – большинство субъектов РФ. На данный момент в штате компании ФОК находится свыше 100 сотрудников, из них 80 консультантов.
Компания ФОК является членом ТПП РФ, РСПП, Российского общества оценщиков, Московской Ассоциации Предпринимателей, Российского общества оценщиков, Национальной экологической аудиторской палаты, официальным партнером Гильдии поставщиков Кремля, «Поставщиком года» МЭРТ РФ в номинации «Научно-исследовательские работы и услуги».
Компания ФОК (Финансовый и организационный консалтинг)
Ирина Мальцева, директор Департамента по связям с общественностью компании ФОК
7 495 781 75 00, доб. 126
